Столица ослепила.
Это была не та Москва, которую я видела, приезжая в советское время к дальним родственникам в рабочий район и бегая с мамой по ЦУМам и ГУМам. Тогда для меня это прежде всего был чудесный сказочный город, единственный город в Советском Союзе, где, отстояв в длинной очереди, Вы могли купить бананы, индийские джинсы и финские сапоги.
И не та Москва, по которой я носилась, как наскипидаренная во время своих командировок, из одного весьма скромного офиса в другой, то попадая на какую-нибудь не имевшую вывески улицу, то трясясь по разбитым трамвайным путям в старой «Тойоте» какого-нибудь мелкого предпринимателя, то увертываясь от карманных воришек в международном аэропорту.
Эту Москву, Москву «Олега» я впервые увидела из окна огромного и, наверное, безумно дорогого автомобиля, приехавшего за нами в аэропорт. Из окна подобного экипажа любой город выглядит лучше — из-за весьма ограниченного обзора душного и забитого городского автобуса наслаждаться архитектурными произведениями и городским освещением значительно труднее — надо уже быть настоящим и страстным любителем культуры.
Был вечер, огромный город утопал в огнях реклам ресторанов, бутиков, театров. Бесконечные потоки машин. Толпы народа — казалось население всей России сорвалось с насиженных мест и собралось здесь. Я начала чувствовать себя глупенькой провинциалкой, приехавшей покорять этот гигантский город и сразу у вокзала понявшую редкий идиотозм всей своей затеи.
Я боялась того момента, когда автомобиль остановится и надо будет шагнуть в этот круговорот огней из теплой уютной норки салона. Мне казалось, что этот город сразу поглотит меня, растворит в себе и понесет мощным течением куда ему будет угодно.
Но машина выехала за городскую черту. На какое-то время стало по-привычному, по-фински темно. Мы с Лизкой вздохнули с облегчением. Потом мы свернули на какую-то небольшую дорогу, с двух сторон которой путь освещали красивые фонари, с завитушками, под старину.
Через несколько минут машина остановилась перед крепкими воротами. Сделаны они были под стиль барокко, но никакие изящные изгибы железных прутьев не могли обмануть — ворота имели вид военного укрепления. Въехав во двор, мы сразу увидели огромный белоснежный дом, сверкающий огнями всех окон. Нет, не дом — для нас это был целый дворец.
Выбравшись из машины, мы все направились к этому дворцу — мы с Лизкой на нетвердых ногах, а Олег — вприпрыжку, не забывая периодически оглядываться, наслаждаясь произведенным эффектом. От шока, при виде интерьера дома меня спасло только то, что я петербурженка, и мама все мое детсво усердно водила меня по всем музеям. То есть не могу сказать, что такой царственной роскоши я не видела вообще. Но все-таки это был не музей. Это был дом, предназначенный для проживания обычных людей. Впрочем, не совсем обычных, надо признать.
— Это мой загородный дом, — скромно сказал нам Олег. — У меня холостяцкая квартира в пару этажей в Москве, но мне там не нравится. Здесь тихо… как в Финляндии, — улыбнулся он.
Я вздохнула. Все нами увиденное от Финляндии было очень и очень далеко.
Я злорадно подумала о Яри с его яхтой. Инересно что бы с ним было, увидь он подобное, не на обложке журналов про миллионеров, а наяву? Он бы, наверное, впал в летаргию с расстройства или потерял бы разум. Не знаю. Или как бы поник знаменитый хохолок Антти, воображающего себя Ричардом Гиром, при виде подобной роскоши в «задрипанной недоразвитой стране».
На следующее утро после нашего приезда нас с Лизкой привезли в огромный салон красоты, сверкавший чистотой и блаженными улыбками обслуживающего персонала.
Меня немного задело, что меня никто не спросил, хочу ли я туда ехать. Получалось, что меня перед выходом в свет надо было отскрести и завить, как барана. Закралась и мысль о том, почему нас привезли не в городскую квартиру, а в загородный дом … как беженцев в карантин. Но, когда я оказалась в роскошной ванной, где на поверхности ароматной воды плавали лепестки роз, затем провела час под сильными теплыми руками массажиста, я больше обиды не чувствовала. Затем со мной больше часа возился стилист, его сменили визажист и парикмахер. Все трое были очаровательные девушки и я сразу нашла с ними общий язык, хотя вначале они явно не спешили заводить со мной беседы, а только подобострастно улыбались, как японцы члену императорской фамилии. Но, увидев, что я не прочь поболтать, они тоже обрели дар речи. Эти красавицы, как и многие русские девушки тогда, не прочь были выйти замуж за иностранцев и с большим энтузиазмом накинулись на меня с вопросами о финнах. У меня, несомненно, было, что им рассказать …
Когда я стояла в прихожей салона, нагруженная пакетами с флакончиками и палетками, они сердечно признались мне, что я была их самой приятной клиенткой за очень долгое время. Я удивилась, но немного времени спустя поняла, почему я заслужила такую похвалу. Они в кругу знакомых Олега считались прислугой, разговаривать с которой нужно было сухо и исключительно по-необходимости. В Финляндии же такое — очень дурной тон.
Лизка же вышла в вестибюль салона недовольная. Ее подстригли, окрасили волосы радужными светлыми полосками и даже сделали макияж. Лизка и макияж — две вещи несовместные.
Как только мы оказались в приехавшей за нами машине, она злобно размазала все по своей надутой физиономии, вследствии чего ждавший нас дома Олег испугался, увидев ее.
— Я что вам, девченка что ли? — удивила она всех присутствующих фразой и громко топая отравилась к себе. Видимо жаловаться на издевательства стилистов своему второму огромному меховому коню, ждавшему ее у Олега.
— А теперь поедешь по-магазинам со Стеллой, — сообщил мне Олег.- Она шоппинг-ассистент.
— Кто? — не поняла я.
— Это профессия такая, она ездит с клиентами по магазинам и помогает найти для них подходящую одежду. Весной отправлю вас с ней в Париж, — серьезно объяснил мой поклонник.
Мне совершенно не хотелось испортить себе наслаждение от шопинта присутствием какой-то Стеллы, диктующей, что мне нужно на себя надевать.
— Нет, я хочу поехать одна, — уверенно заявила я, но меня никто не услышал — Олег уже бежал к прихожей весело распевая на ходу. Он вообще никогда не стоял на месте, и всегда было невероятно трудно определить, дома ли он или опять куда-то убежал. Я упрямо устремилась за ним.
Вдруг он остановился так резко, что я чуть не врезалась в его спину.
— Чуть не забыл, — он протянул мне кредитную карточку.
— Да не надо, у меня есть с собой деньги, — возразила я.
— Не для Стеллиных магазинов, — объяснил Олег.
— Спасибо, — тихо поблагодарила я, впрочем, без особого восторга. — А сколько я могу потратить?
— Что? — он от души рассмеялся. — Бросай эти буржуйские замашки, — посоветовал мне он, и, оставив стоять в полном недоумении посреди прихожей, ускакал в неизвестном направлении.
Стелла и впрямь оказалась редкой занудой. Длинная, как палка, и необыкновенно унылая. Она возила меня по микроскопическим необыкновенно дорогим бутикам и придирчиво перебирала в них одежду, близоруко наклоняясь над каждой тряпкой, отчего казалось, что она обнюхивает вещи. Особенно она огорчила меня тем, что не разрешила купить замечательные розовые туфли с золотыми цепочками. Ассистент по шопингу вежливо забрала их у меня из рук, с чувством поставила назад на полку и произнесла всю ту же магическую фразу:
— Вам надо соответствовать.
Олег предпринял жалкую попытку превратить и нашу финскую «девочку из конюшни» в светскую барышню. Для предстоящего похода в оперный театр ей купили лодочки из тончайшей золотистой кожи, невесомые, невероятно красивые, и, конечно, работы великого итальянского дизайнера. Зайдя в Лизкину комнату тем вечером, я увидела следующую, наполненную драмой, сцену.
Олег стоял на одном колене перед Лизкой, с хмурым выражением лица по-королевски восседавшей в старинном бархатном кресле.
— Лиза, — увещевал ее Олег. — Ну ты же девочка, барышня. Здесь нельзя в театр идти в кроссовках. Здесь никто и никогда так не делает, кроме самых невоспитанных американских туристов.
Лизка упорно молчала и раздраженно покачивала ногой.
Олег явно начинал терять терпение — не знаю, сколько продолжались увещевания.
— Лиза, пойми, ты идешь в театр с нами. Там будут мои друзья. Ты хочешь, чтобы они о нас плохо подумали?
Лизке совершенно очевидно было глубоко наплевать на мнение друзей Олега.
— Ведь нам с мамой будет неудобно, как будто мы тебя не воспитываем.
Нда… и когда бы он успел Лизку воспитывать?
— Лиза, почему ты отказываешься одеть эти туфли, они что, по-твоему, некрасивые? Они полторы тысячи долларов стоят, девушка Вы наша разборчивая.
Лизка с тоской воззрилась на Олега, как на очень недалекого человека. Она, судя по-всему, прикинула, сколько лошадиных попон и щеток она могла бы купить на эту сумму. Вместо дурацких лодочек.
— Красивые, — снизошла до ответа Лизка. — Но одеть я их не могу. Они узкие.
— Лиза я же вижу, они тебе не малы, — тяжело вздохнул Олег.
— Нет, не малы. Но я не могу свободно шевелить в них пальцами ног.
Я хихикнула. Интересно, зачем ей, сидя на балете шевелить ими?
Олег наконец закипел.
— Тогда ты останешься дома! — довольно-таки грозно рявкнул он.
Лизка сщурила глаза, облила его презрительным взглядом, который он нескоро забыл, и уткнулась в очередной лощадиный журнал, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена.
— Больно-то и надо, — прошипела она.
Это была неправда. Лизка очень любила балет. Но еще больше она любила свободу и возможность беспрепятственно, в свое удовольствие, шевелить пальцами ног.
— Так пусть идет в сапогах, — решила я вступиться за Лизку. — Нормальные сапоги.
— Нет, твердо сказал Олег. — Нам надо соответствовать.
Олег возил нас по всей Москве. Наконец он мог продемонстрировать свои неограниченные возможности!
Каждый вечер мы обедали в разных ресторанах, никогда ни интерьером, ни меню не повторяющих друг друга.
Не смогу забыть шок своего ребенка, увидевшего в бассейне на входе в один из роскошных ресторанов очаровательного малыша-крокодильчика. Она устремилась к нему с явной целью зубастого младенца погладить, но, к счастью, двое охранников, похожие на Арнольда Шварценегера, привычно перехватили ее уже у самого бассейна. Лизка в восторге начала голосить, что хочет такого домой, в ванную, но я успела в мгновение зажать ей рот рукой, пока это не услышал Олег. Потому что тогда, кроме наличия пони в гостинной, в историю нашей квартиры было бы красными буквами вписано и наличие крокодила в душе.
Московские театры открыли для нас свои двери, как будто до них дотронулась волшебной палочкой фея. Нас водили на такие спектакли, о посещении которых обычный командировочный может только мечтать и видели выступления настоящих легенд — драматических актеров, балерин и оперных артистов.
Старинные интерьеры театров, вечерние наряды, бриллианты … и Лизкины дутые сапоги, которые мы с ней ни смотря ни на что отстояли.
И, конечно, «гости». Это были не финские вечеринки, где все приходят со своим спиртным и с мрачными лицами переминаются с ноги на ногу вдоль стен. Это были те настоящие русские вечеринки, о которых я уже успела забыть. С дамами, танцующими на столе и мужчинами, прикорнувшими под столом. Активно практиковавшая на заре своей юности и то, и другое, я снова почувтсвовала себя в своей тарелке и веселилась от всей души.
«Олег и Ольга» радостно приветствовали нас в каждом доме. Лизку уводили в прекрасные детские, а мы садились за ломящиеся столы, ели, пили, пели…
Правда, через какое-то время я начала уставать от этого бесконечного калейдоскопа человеческих лиц, меняющихся интерьеров ресторанов, других роскошных дворцов и квартир, где жили друзья Олега. Захотелось залесть с ногами в облизанное нашей старушкой кресло, взять гламурный журнал и почитать заметки о современной российской роскоши. Или хоть один вечер просидеть в загородном доме, у старинного камина, без дорогих вин, без начинающего надоедать постоянного спектакля с Олегом в главной роли — но он не останавливался ни на минуту, что-то устраивая, организовывая, несясь к себе в офис …
Я даже забыла, когда мы в последний раз спокойно беседовали о чем-то вдвоем.
И вдруг, как-то само собой, решилось, что мы с Лизкой переезжам в Москву. Я не давала на это никакого согласия. Конечно, иногда я задумывалась — что я делаю в этой маленькой, северной стране, пытаясь как-то удержаться на плаву, если здесь я могу получить все, что хочу и обеспечить блестящее будущее Лизке.
В то же время, я скучала по нашему таунхаусу, по Любке с Валери, по своим соседям по офису и даже по госпоже Виртанен. И уезжать в Москву пока даже не планировала.
Но Олег говорил о нашем переезде, как о свершившемся факте. Он беспрестанно повторял фразу » когда вы переедете», чем иногда вызывал у нас Лизкой приступы удушья. Возражать ему было очень сложно — он к возражениям явно не привык, и легко пропускал их мимо ушей. Как будто это была всего лишь моя милая странность — сотрясать воздух бессмысленными изречениями, на которые реагировать вовсе не нужно — как на лепет двухлетнего ребенка, просящего в подарок настоящий космический корабль.
В один прекрасный день Олег заявил:
— Сегодня поедешь к своим подругам.
Я опешила — неужели он привез сюда Любку и Валери? Люси ворковала с Николаем Васильевичем в Париже, а подруг в Москве у меня никогда и не было.
— Но у меня здесь нет друзей, — удивленно сообщила я.
— Теперь есть, — безапеляционно ответил Олег.
Вечером я была привезена на дамские посиделки. Я вошла в старинный особняк, отреставрированный и со вкусом обставленный, довольно-таки робко поднялась в гостинную и стала здороваться с женами друзей и коллег Олега (некоторых из них я знала по бурным вечеринкам). Все они, как всегда, выглядели необыкновенно ухоженными и безупречно одетыми. Я вспомнила, как могла выплыть навстречу своим приятельницам с жирным «хвостиком» и в пижаме с Винни Пухом и Тигрой…
Для начала меня несколько удивила хозяйка дамских посиделок, которая, разливая из фарфорового чайничка гостям какой-то редкий белый чай, незамедлила оповестить присутствующих о цене за его пачку, услышав которую, я этим драгоценным напитком основательно обожглась.
Речь зашла о воспитании детей, как и полагается в кругу приличных женщин.
Здесь я невольно порадовалась за Лизку — может я и не лучшая воспитательница в мире, но у моего ребенка есть детство. В России ничего не изменилось — маленькие старички, кроме напряженной учебы в шестидневной школе, делают по два часа в день уроки, кроме чего почти каждый день занимаются в различных кружках — английский язык, японский (!), балет, латиноамериканские танцы, теннис, каратэ …
Интересно, а когда же они играют? Или спят?
Одна молодая особа сразила меня наповал. Она грустно сообщила присутствующим:
— У нашего Женечки что-то не так. Он явно отстает в развитии. Что-то с головкой, наверное.
Все сразу заинтересованно начали выяснять, в чем Женечкина ненормальность проявляется.
— Ах, — громко вздохнула мамаша. — Ему уже два с половиной годика, а он никак не может начать читать.
Решив, что это шутка, я весело рассмеялась. Но дамы выразили глубокую озабоченность в связи с неграмотностью карапуза и наперебой начали предлагать телефоны лучших учителей и логопедов.
Да, с головкой наверняка было что-то не то у бедолаги Женечки, а у этих мамаш.
В кругу Олега отношение к образованию ребенка было необыкновенно серьезным. Впоследствии мне было несмешно, когда мы приехали в известную частную гимназию, где должна была учиться Лизка после нашего переезда в Москву, и где ждавший нас в кабинете директор с полным составом будущих Лизкиных учителей извинялся, что учительница английского языка в командировке и не смогла прийти знакомиться.
Ко мне подошла незнакомка — высокая стройная женщина лет сорока — и представилась:
— Привет, я — Ольга.
— Ольга Вторая — назвалась я ей и улыбнулась — она показалась мне очень симпатичной.
— Да нет, это я здесь Ольга Вторая, по-иерархии, — улыбнулась она мне в ответ.
— Тебе легко не будет, — добавила она. — Олег -важная птица.
— А почему легко не будет? — я расстроилась. Кому же хочется, чтобы все было нелегко.
— Надо … -начала Ольга Вторая.
— … соответствовать… — задумчиво добавила я.
Та снова улыбнулась.
Мы разговорились, выпили по чарочке ликера, и я решила поделиться с ней давними сомнениями, ведь девочки были так далеко, да и во время моих телефонных разговоров с ними около меня все время, навострив уши, вертелся Олег.
— Не могу понять, — доверительно сообщила я Ольге Второй. — Ведь Олег мог найти себе здесь редкую красавицу-фотомодель, отличную хозяйку … Что же он во мне нашел?
— Хорошая хозяйка ему не нужна, — пояснила Ольга Вторая. — у него штат домашней прислуги. А насчет красавиц… они-то куда денутся? — Ольга посмотрела на меня со смесью иронии и удивления.
— Скажи, ты ведь на самом деле не думаешь, что он будет спать только с тобой?
До этого момента я думала именно так. Мне стало совсем не по себе. Драгоценный чай вдруг поднялся в горле. Я вдруг поняла, что если не выберусь отсюда на свежий воздух, из этой удушливой гостинной, пропитанной дорогими французскими духами, меня понесет в этих гинекеях не хуже, чем на знаменитом собрании в Городском доме Хельсинки.
Наскоро отделавшись от Ольги Второй, я потихонечку выбралась в прихожую, одела свою метущую пол шубу и тайком, ни слова никому не говоря, выкралась из старинного особняка на улицу.
Шел мягкий снежок, было необыкновенно тихо и мне очень нравилось идти по небольшой московской улице, выбравшись на свежий воздух. Но, чем дальше я шла, тем менее приветливыми становились улицы и более подозрительными прохожие, так что я уже начала раздумывать, так ли уж разумно разгуливать здесь в это вечернее время в такой шубе. Впереди засветилась вывеска метро.
Мне вдруг пришла в голову мысль прогуляться по Старому Арбату, где я уже давно не бывала.
Я сунула руку в карман шубы — денег не было.
Обследовала свою сумочку — то же самое. И мой кошелек, и выданная Олегом карточка благополучно лежали дома. За мной должен был приехать водитель, поэтому я ничего с собой не взяла. Ну вот, я уже стала совершенно зависимой и беспомощной. Затрезвонил мой телефон, украшенный кристаллами «Шваровски» — звонил Олег.
— Ты где? — поинтересовался он довольно-таки заплетающимся языком. Из телефона гремела музыка, слышались пьяные крики вперемешку с весьма подозрительными визгами. — Мне девочки позвонили, что ты пропала.
Следят они за мной, что ли? Я уже и двадцати минут не могу побыть без присмотра.
— Тебя кто обидел, что ли? — грозно сросил он. Даже если бы и обидели, я способна за себя постоять.
— Нет, захотелось свежим воздухом подышать, — ответила я устало.
— Ты где? — осведомился Олег.
Я бросила взгляд на соседнюю вывеску с названием улицы и отчиталась ему об увиденном.
Олег даже приствистнул: — Нашла где свежим воздухом дышать в такой шубе, — прокоментировал он. — Стой на месте и не двигайся, если что — кричи. Водитель за тобой уже выехал.
Через некоторое время я входила в загородный дом, считающийся теперь и нашим домом. Зашла к Лизке — та не спала.
Она лежала в кровати с розовым бардахином, в обнимку со своим огромным конем. Вид у нее был грустноватый.
— Ма-а-ам, — протянула она. — Давай отсюда свалим. Домой.
Лизка затосковала не на шутку — по друзьям, по конюшне, по огромным снежным горкам, катку и больше всего по Стефани. Гулять на улицу Лизку в Москве не выпускали, а в загородном доме она уныло шаталась вокруг огромного особняка да сползала с ей самой сооруженной маленькой снежной горки. Было очень грустно из окна наблюдать, как, усевшись на верхушку этого сооружения, Лизка доставала до низа горки ногами. На потрясающий московский каток Лизку свозили один раз, да и то, потому что там был какой-то большой праздник, где обеспеченным жителям столицы надлежало продемонстрировать дорогой снаряжение и успехи своих деток.
Детей, с которыми ее познакомили, она невзлюбила.
— Скучные, — ответила Лизка на мою просьбу поделиться своими впечатлениями о новых друзьях. — Два дебила вообще только по-английски разговаривают.
— Ну какие же они дебилы? — удивилась я. — Развитые детки.
— Твои развитые детки только и делают, что хвалятся — мой папа то, а мой папа се…
Да, Лизкин папа действительно был ни то, ни се.
— Хвастайся Олегом, — предложила я Лизке с улыбкой.
Лизка натянуто усмехнулась — было бы чем хвастать.
Отдать должное Олегу, его забота о Лизке проявлялась только тогда, когда надо было брать ее с собой в свет. Да и тогда они лишь часами препирались насчет ее одежды и обуви. Один раз Олег отвез ее в великолепные конюшни, с манежем, где работали лучшие тренеры страны. Но посещение это, несмотря на обещания, осталось единственным, и Лизка каждый вечер перед сном доставала из шкафа новенькие сапоги для верховой езды и шлем, достойный профессионала, любовалась на них, тихо вздыхала и убирала обратно.
Ничего, сейчас зима, успокаивали мы сами себя, вот весной и начнутся занятия с лучшими тренерами. Олег же обещал … обещал он Лизке и нового красавца коня — лучшего, естественно.
Услышав о коне, Лизка не изъявила ни малейшей радости. Она пустилась в дикий рев, между приступами которого мы разобрали, что кроме Стефани ей никто не нужен.
Олег вздохнул:
— Зачем тебе эта старая коняга? Новый конь будет молодой, красивый и резвый — все призы твои будут.
Я подумала, что все призы и так будут Лизкины. Олег заплатит жюри так щедро, что они начнут дружно галлюцинировать, что ее лошадь была самой быстрой. Даже если она побежит в противоположную сторону от стартовой отметки.
Тут мы с Лизкой дружно уперлись. Если он такой великий волшебник, что ему стоит доставить нашу пони сюда?
Олег сдался.
— Договорились, будет вам ваша коняга, — пообещал он. — В лучшее стойло поставим, пусть стоит, пенсионерка.
Лизка ненадолго просветлела. Но вскоре опять свернулась комочком в огромном кресле и угрюмо уткнула нос в журналы.
По Стефани скучали мы обе. Она осталась на временном попечении ее подружки, той самой, с которой Лизка занималась бизнесом, предоставляя незаконные транспортные услуги. И хотя, уезжая, мы надолго проплатили загон и оставили девчушкиным родителям значительную сумму, на случай, если Стефани что-то потребуется (спасибо Олегу), мы очень за старушку волновались.
Тем временем Олег, наших духовных страданий не замечающий, судя по его загадочной физиономии, готовил мне какой-то сюрприз.
В тот вечер Олег явно волновался. Вид у него был загадочный и довольный. Он сказал, что ужинать мы будем сегодня вдвоем, а Лизка останется дома.
Ресторан был старинный, относительно небольшой, но очень уютный. Кухня предлагалась французская, а это обычно значит, что порции были с космической ценой и комическим размером. После таких ресторанов первое, что приходит в голову, оказавшись дома, это заказать пиццу, а иногда так голодно, что бежишь вприпрыжку к первому киоску с хот-догами.
На десерт нам принесли два пирожных, на резных фарфоровых тарелочках. Официант торжественно возвестил, что это блюдо специально для нас делал их лучший повар, а тарелочки коллекционные, и во всем мире осталось всего девять таких сервизов, после чего удалился.
Мой страх случайно разбить тарелочку испортил все впечатление от обеда. Разрезая серебряной ложечкой десерт я была близка к состоянию сердечного приступа.
Когда же я надкусила пирожное, я чуть не сломала зуб. Почувствовав себя героиней бразильского сериала, притом скорее комического, чем любовного, я некрасиво и несколько раздраженно извлекла изо рта медальон на свернутой в колечко цепочке. В форме сердца, естественно, раскрывающийся, как книжка. Заляпанный каменьями — счастье, что зубы не переломала. Тяжко вздохнув — неужели ничего поинтереснее не мог придумать — я раскрыла кулон. Достала микроскопичекую бумажку и с величайшим трудом разобрала : «Выходи за меня замуж».
Олег светился восторгом. Пока я возилась с кулоном, он успел достать из кармана футляр с колечком, и, открыв его, бухнуться передо мной на одно колено. В зале раздались бурные аплодисменты. Аплодировали как посетители, так и стоявший навытяжку персонал ресторана.
Больше всего в тот момент меня обуревало желание залесть под стол. Так я поступила, когда мне было пять лет и ко мне в виде Дед Мороза пригласили нашего переодетого соседа дядю Васю. Под столом было пыльно, тихо и уютно и видны были только устрашающие валенки нашего соседа.
А самое главное, кто же в такой ситуации отклонится от сценария спектакля сватовства и не скажет «да»? Кто же при таком скоплении людей начнет неромантично бубнить » нам надо поговорить об этом» и тянуть страстного влюбленного в коридор на совещание?
Олег же в успехе предприятия явно нисколько не сомневался. Это меня задело. Я сердилась все больше и больше. И все-таки он сиял таким неподдельным удальством и счастьем, что искомое «да» я кое как из себя выдавила, не особо соображая ,что делаю.
Загремели такие аплодисменты, что на нас с лепного потолка чуть не попадали тяжелые старинные люстры. Олег тут же полез ко мне целоваться, после чего меня потащили в другой ресторан, более современный и просторный, где нас ждали в полном составе нарядные друзья Олега со своими женами и подругами. Когда мы вошли в зал, они сразу начали нас обнимать, выкрикивая поздравления, и я сразу поняла — они в моем согласии тоже не сомневались.
Изрядно помятая, испачканная в губной помаде, голодная и необыкновенно злая, я сидела на неудобном стильном пуфике возле разливающегося соловьем своего жениха, сердито терзая лодочкой ковер на полу, обуреваемая одной единственной мыслью — что я здесь делаю?
Мне представилась Лизка. На белом красавце коне, берущая препятствия на крупных соревнованиях. Я отчетливо видела ее жакейский пиджак, белые брюки, начищенные дорогие сапоги. И сияющую физиономию. Лизку-студентку. В растянутом свитере и узких очках вышагивающую по коридору старого английского университета. И Лизку, спешащую в тесное стойло едва стоящей на ногах Стефани, торопящуюся туда после утренней смены в Эспоо, в Мадональдсе …
И я поняла, что я здесь делаю.
Я не знала, что в это время Лизка, свернувшись, как всегда, клубочком в любимом кресле, гнала от себя мысли о друзьях и свободе, представляя себе толстую Стефани, стоящую в просторном, светлом и теплом, увешанном игрушками стойле.
— Олег, мне нужно с тобой поговорить, — я сказала это так внушительно, что обычно на такие заявления не реагирующий жених остановил свое бесконечное вращение и посмотрел на меня с неподдельным вниманием. — Почему ты решил жениться именно на мне? У тебя наверняка есть неплохой выбор.
Олег улыбнулся.
— Мне сорок два года и я никогда еще не был женат. Знаешь почему?- вопрос был явно риторический. — Сначала я учился. Потом начал работать. Потом открыл первую свою фирму. Времени не было абсолютно ни на что — было не до семьи. Когда же я стал обеспеченным, возникла другая проблема: на красивой дуре я жениться не хочу. Дура рядом — это очень опасно. И я, конечно же, не хочу, чтобы со мной кто-то был бы только из-за денег. Когда я увидел, как ты с Колькой возилась, на лоб примочку делала и за него волновалась, хотя второй раз и видела — я подумал, что я ьебя не упущу.
Я опустила голову. Ведь, хотя Олег и был мне очень симпатичен … я больше думала о нас с Лизкой, чем о нем. Фу.
Beauty Granny 
Один ответ на “ПЕРЕВОДЧИК. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.”