Золотой зуб.

Это было очень давно. Тогда, когда единственным языком, которым владел среднестатический русский турист, был очень слабый русский. Тогда, когда с последних финских магазинов исчезали таблички «Русским вход воспрещен» и первые, самые сообразительные финские предприниматели увидели в соседстве скромной Девы Финляндии с непредсказуемой Матушкой Россией не только очень грустное прошлое, но и вполне светлое будущее. Тогда, когда на меня оглядывались финские молодые люди. То есть очень давно.

С тех пор столько всего изменилось. Сейчас я радуюсь, любуясь на самостоятельно гуляющих по Хельсинки молодых русских туристов с рюкзаками, которых отличает от американцев только лучшее английское произношение. Вывески на магазинах сменились на «Здесь говорят по-русски» и огромная часть предприятий живет за счет России. И финские юноши оглядываются не на меня, а на мою очень красивую дочь.

Но, до сих пор, по ночам, я часто смотрю один и тот же кошмар. Я гид в автобусе, забитом русскими туристами, мы в Финляндии, в лесу, на заброшенной дороге и не знаем, где мы и как отсюда выбраться. Туристы на грани бунта. Вижу разинутые рты, слышу злобные крики. На меня точно накатают жалобу или вообще задушат. Я вскрикиваю, просыпаюсь и в холодном поту сажусь на кровати у себя в Эспоо.

Взял богатый и жестокий султан в плен американца, немца и русского. И сказал им: «будете сидеть в абсолютно пустой камере, каждый в своей, где лежат только две здоровенные чугунные гири на полу. Если с их помощью насмешите меня — награжу и отпущу. Если не сможете ничего смешного с ними придумать — казню».

Ничего американец с немцем не придумали. Их и казнили.

Приходит султан к русскому. «Ну, насмешишь меня?»

« Нет, султанушко, извиняй. Нечем мне дураку тебя смешить. Я одну сломал, а другую потерял.»

И султан покатился по полу.

Русский народный анекдот.

Дорогой читатель, если ты, прогуливаясь по центру Хельсинки, увидишь туристический автобус с русскими номерами, где на вертящемся кресле с микрофоном в руке понуро сидит усталое существо с затравленными глазами, будь добр, помаши ему рукой, как многие финны здесь делают. Ему станет намного легче.

Дневник гида.

Маршрут: Петербург-Хельсинки-Тампере-Хельсинки-Петербург, продолжительность поездки: 3 дня.

Убедительная просьба не курить в салоне нашего … ммм… комфортабельного автобуса.

Пристегните ремни безопасности.

1.5.1997.

Все.

Конец Вовке и Димке.

Достаточно уже невыполненных обещаний, наглых выходок и насквозь видного вранья. И их «финансовые операции» надоели. На их место за десять минут и получше желающие порулить набегут.

Ой.

Нет, я не о тех, о ком вы подумали, Боже сохрани. Вреда от тех тоже хватает, но и он не сравним с теми гадостями, которые устраивают мне эти два субъекта, по виду деятельности тоже призванные находиться у руля . Мои «ответственные» водители.

Уже за полночь, все остальные автобусы давно отчалили от гостиницы «Октябрьская» в сторону северного соседа, то есть соседки. Остались только мои туристы. Они зябко ежатся от ночного ветерка и сбились в одну кучку, как стая пингвинов в Антарктиде, явно поняв, что они из одной группы.

Это нехорошо.

Если с самого начала группа споется, объединится и единым строем выйдет на борьбу с гидом и водителями, экипажу не поздоровится.

Автобуса так и нет. Я прячусь за водосточной трубой. Да, трусливо и некрасиво. И очень непрофессионально. Ну и что. А вы бы могли выйти вот так, смело и открыто из-за водосточной трубы навстречу тридцати пяти русским туристам, очень откровенно выражающим свое недовольство услугами вашей турфирмы, и радостно заявить:

– Здравствуйте, я ваш гид!

Где они? Сколько раз я зарекалась ехать с этим экипажем, но ведь на праздники автобусов не найти. И знают Финляндию, негодяи, как свои пять пальцев. И Вовка на курсы финского ходил. И даже не пьют. На работе.

Обстановка накаляется. Если один возмущенный русский — это явление совершенно жалкое и неубедительное, то, обретя за своей спиной оборону из единомышленников, российский турист становится всесокрушающей силой.

Уже раздался в майской ночи первый эмоциональный вскрик «Что за безобразие, сажать их надо, жуликов», как из-за поворота вырулили мои Братья Шумахеры. Автобус резко крутанулся и метнулся к тротуару, взревев мотором, как молодой бычок, и оставив за собой внушительный столб дыма. Счастье, что не борозду в асфальте.

Транспортное средство, предоставленное нашей фирме, по возрасту близилось к динозавру, если можно себе представить динозавра, по-дешевке купленного в Германии и доставленного в Петербург, где народные умельцы собрали из него что-то напоминающее автобус, начинили чужеродными гайками, кое-где подвязали тряпочками и выпустили снова на дорогу. Из начального снаряжения в автобусе уцелела лишь надпись на борту «Шумахер», из-за которой экипаж и назвали в честь великого гонщика. Как нарочно, ездили оба водителя очень резво, как будто стараясь не запятнать невнятным топтанием у красного сигнала светофора честь знаменитого немца.

Они появились на сцене действия так внезапно и так эффектно, что с довольно агрессивно настроенной группы туристов сразу слетела вся удаль. Могу поспорить на сотню, что большинство возмущенных сразу возжелало, чтобы такое ископаемое лучше не приезжало бы вообще.

Это хорошо.

Сейчас под шумок запихать всех в автобус, и, не дав опомниться, напугать таможней. Глядишь, проскочим без жалоб.

Увидев на лобовом стекле дедушки немецкого машиностроения название нашей фирмы, еще недавно так рьяно рвавшиеся к тысяче озер туристы начали вяло подтягиваться к автобусу.

Передняя дверь его открылась, и один из Братьев Шумахеров явил себя свету. Невысокий Вовка, коренастый, с брюшком и с усами, возмущенно торчащими во все стороны и напоминающими пучок соломы, остановился на верхней ступеньке и очень строго посмотрел на туристов. Они притихли больше прежнего. Со стороны складывалось впечатление, что это туристы на час опоздали и заставили экипаж автобуса волноваться, судить да рядить, придут ли они вообще или придется ехать в Финляндию втроем.

За спиной Вовки показался второй из Братьев. Димка не отличался грозной внешностью Вовки. Худенький и очень тихий, он производил впечатление сонного заморыша, которое, впрочем, давало этому вредному и хитрому типу весомые преимущества в его любимом занятии — вешать людям на уши лапшу и другие макаронные изделия.

Оба шарили глазами по толпе туристов, явно кого-то разыскивая. Ой, меня. Я же гид.

Неужели они думали, что я час буду в ожидании их Светлостей топтаться здесь и успокаивать туристов ??? Я что, похожа на ненормальную? Они бы меня съели с захваченными в дорогу огурцами.

Я вылезла из-за трубы, благо все взгляды туристов были обращены к «динозавру», и деловито зашагала к нему. Негодяи Шумахеры увидели меня и с величайшим трудом сотворили деланно виноватое выражение лиц, извините, морд, как у нагадивших котов, которым совершенно не стыдно.

Решив отложить расправу на потом (мы и так уже оказывались в хвосте многочасовой очереди на таможне), я, растолкав туристов, робко столпившихся у входа в наше необычное транспортное средство, уверенно влезла в автобус, разложила на двух передних креслах свою сумку и толстенную тетрадку, вылезла из автобуса и кивнула водителям: «Запускайте».

И тут началось самое интересное.

На это не перестаешь любоваться, сколько с русскими туристами не езди. Группа начала занимать места.

В нашей фирме места в автобусе не нумеровали. А из тридцати пяти человек минимум тридцать пять хотели сидеть впереди, потому что их укачивало. Или укачивало в детстве. Или вдруг начало бы укачивать.

Самые неопытные и несообразительные застревали около моих сумки и тетрадки с воплем «Здесь чьи-то вещи» в надежде, что это кто-то забыл, и думали, что эти роскошные места с видом на дорогу они и заполучат.

По какой-то загадочной причине все думают, что гид всю дорогу сидит, как дурак, с микрофоном на вертящемся около водителя кресле. На самом деле, оно используется лишь на экскурсии по городу, чтобы можно было вертеться, как чертик из табакерки на пружине и тыкать пальцем в достопримечательности — « Посмотрите налево, посмотрите направо».

Остальную часть времени гид проводит на вышеуказанных мною сидениях, потому что, как и все обычные люди, гид везет с собой вещи, и, каким бы это не казалось странным, изредка спит.

Опытные туристы сразу с размаху плюхались на ближайшее свободное сидение, зная, что если замешкаться, поедешь на хвосте нашего динозавра, и будешь всю дорогу чувствовать себя невольным посетителем парка атракционов. Со всеми вы…. вылетающими отсюда последствиями.

Непрерывно раздавались крики « Пустите женщину с ребенком», «Я беременный» и «Я с Суворовым в одной дивизии сражался» и прочая классика жанра. Не представляю, как туристам все-таки удается рассесться, потому что стараюсь отвлечься в это время на что-нибудь более позитивное и при возможности спрятаться, чтобы не быть втянутой в раздел площади и не провести командировку, держа у себя на ручках орущего младенца, которого всю дорогу действительно будет укачивать, притом на меня.

Я скромно притаилась на обратной от Севастопольского сражения стороне автобуса и притворилась автоматом для парковки. Ко мне подтянулись Вовка и Димка.

– Гады, — с чувством обласкала их я. — Где вы были?

– Не сердись, Дашенька, — лучезарно улыбнулся мне Вовка, зная, что я абсолютно ничем не могу им нагадить. — Старый автобус, сама знаешь.

– Ось полетела, — честно глядя мне в глаза наврал Димка.

Дашенька недавно сдавала на права и отлично знает, что такое ось. Это такая ржавая железная дубина, которая идет вдоль автобуса и на которой висят колеса. И Дашенька знает, что с такой неисправностью эти лоботрясы из парка бы не выехали, а сидели бы себе на лавочке, покуривая, и ожидая ремонта. Где-то месяца два.

Я тяжело вздохнула. Я знаю, что зарплата у них невелика, и все они таскают в Финляндию и обратно непойми что, но неужели так сложно всего навсего притащить эту раскорячку в назначенное время туда, куда скажут??? Я же доехала сюда на автобусе и метро с пересадками.

Со второй половины автобуса раздался возмущенный гомон. Явно со стороны открытого багажника.

Это нехорошо.

Это значит, что наглецы Шумахеры снова забили багажник своей контрабандой и туристам некуда засунуть свои чемоданы.

Я нехотя поплелась на шум. Так и есть — багажник на две трети завален досками. Кого должны были обрадовать в Финляндии Вовкины и Димкины доски я не знаю. Но туристам они явно радости не доставляли, угрожающе растопырившись во все стороны и явно пролетариатски решив не делить багажник со всякими там гламурными чемоданами.

Я застонала.

– Идите сюда, придурки!

Придурки пришли, впрочем, сильно не торопясь. Они нехотя попытались навести в багажнике какое-то подобие порядка и кое-как запихали туда и чемоданы.

Крики «Безобразие, их надо сажать, жуликов!» возобновились. Причем направлены они были не на коренастого Вовку с Димкой на подхвате, а на мои сто шестьдесят два сантиметра и пятьдесят два килограмма. И двадцать два года.

Видя, что меня обижают, мужики проявили солидарность и оттерли туристов от багажника с отрезвляющим криком:

– Быстро в автобус! Или будем на таможне десять часов стоять.

Туристы вскинулись и рванули к автобусу, забыв о своей беззащитной маленькой жертве, какой бы вкусной и легкой добычей она не казалась.

Это хорошо.

Я зашла в уже набитый автобус и стала наскоро рассматривать его содержимое.

Как грустно нараспев говорил мой коллега-гид, старый питерский интеллигент Иван Николаевич, оглядывая новую группу в автобусе:

– Кем нас Господь сегодня наказал?

Наказал он нас двумя тетками — «челноками», дядькой жуликоватого вида с бегающими глазами и бугаем с бритым затылком, а так же очень гламурным и высокомерным юношей со стильной укладкой и толстушкой в футболке с надписью «Скажи нет мусорной еде».

Несколькими девицами в полной боевой расскраске, решившими переместиться в пространстве либо ради шопинга, либо ради финского жениха (они наивно полагают, что финны знакомятся на улице), ну или не жениха … их сейчас не отличишь, хороших девушек и не очень.

Также в испытание нам послана была старушка, лет эдак под сто, с завидной бойкостью вертевшая головой по сторонам.

Толстячок лет семи в очках сразу вызывал чувство, что его лучше держать на прицеле, впрочем, им наказали в большей степени не нас, а его маму, сидевшую с ним рядом и длинного папу, с трудом укладывающего коленки позади них.

А нагрешили мы должно быть знатно, потому что, как истинное наказание, за спиной у водителя сидела «беременная пара». Было сразу видно, что тяжело беременны они оба.

Это плохо.

– Шевелится?

– Я не знаю … мне трудно сказать …

– Гид! У нас не шевелится!

Я знаю, что у вас не шевелится. В голове, в органе, названным мозг. Зачем тащиться на девятом месяце в Финляндию? Я бы в Америку ехала, там ребенку гражданство дадут. А в Финляндии счет дадут из роддома. На несколько годовых зарплат беременного папы.

– Зашевелилось!

– Гид, у нас зашевелилось!

Это хорошо.

Я подумала, что и мне пора бы шевелиться, притом намного шустрее обеспеченного казенными жильем и харчами девятимесячного эмбриона, и надо начинать раздавать паспорта.

А группу потом рассмотрю. Никуда они отсюда не убегут, как бы мне этого не хотелось.

Раньше я разглядывала свою будущую группу дома, по фотографиям туристов в их загранпаспортах, которые мне выдавали в турфирме и которые я раздавала потом в автобусе. Но потом плюнула на это занятие, заменив его еще на час-другой дефицитного сна. А разглядывать их по дороге к гостинице перед поездкой, в питерском метро, было бы весьма неосмотрительно — тридцать пять загранпаспортов с шенгенской визой — это же такая добыча для воришек.

Наконец, наш динозавр тяжко вздохнул, затрясся и заскрежетал всеми своими деталями, к чему туристы прислушивались благоговейно, как первобытные люди к далеким раскатам грома, и мы взяли курс на владения северной соседки.

Я стала ходить по салону и раздавать туристам паспорта. Это ужасно волнующее занятие, сравнимое только с раскладыванием пасьянса «на любовь». Очень щекочет нервы ожидание того, сойдутся ли карты.

Очень часто после раздачи паспортов выяснялось, что их больше, чем туристов. Это проблемы не составляло и значило лишь то, что скорее всего владелец паспорта сел в автобус другой фирмы и нам его на границе с удовольствием, с которым редко возвращают что-нибудь чужое, обязательно вернут.

Намного хуже было, если паспортов не хватало. Это значило, что либо чиновник в финском консульстве или менеджер в турфирме ошиблись, либо что «подкидыш» у нас.

О первом варианте даже страшно думать. Он преследует многих гидов в ночных кошмарах. У людей, которые собрались в поездку заграницу, отпросились для этого с работы, купили безумно дорогие купальники для «Сирены», сходили к парикмахеру и сменили даже стельки в сапогах, обзвонили всех родственников и друзей и пристроили детей и собак в хорошие руки на время поездки, при сообщении им о том, что их паспорта у меня нет, сразу и очень надолго портится настроение. И они деляют все возможное, а порой и невозможное, чтобы оно испортилось и у всех окружающих, что им легко на таком взводе удается.

Второй вариант тоже не сахар. От «подкидыша» нам надо будет избавляться. Это значило беготню в утреннем тумане между десятками туристических автобусов, при том, что у тебя при этом сидит недовольный растеряха, и своим бурчанием подрывает доверие к российскому туризму вообще и к гиду в частности. То, что это он сам сел не в тот автобус, его совершенно не волнует. Он пострадавший и имеет все права высказаться.

Так как он или она еще и не помнит название фирмы, где он купил путевку («не помню, вроде там было слово Тур», а без этого слова не обходится ни одно название туристической фирмы в Питере), то поиски могут затянуться и очень надолго. Некоторые «подкидыши» осознают свою вину и начинают бегать в поисках своего автобуса вместе с гидом. Чаще всего эта активность приводит к тому, что они теряются, и, когда гид находит нужный автобус с лишним паспортом, он уже не может найти прилагающегося к нему туриста. Иногда гид продолжает бегать по автобусам, в то время, как довольный нашедшийся негодяй уже благополучно пересек обе границы с подобравшим его экипажем того самого «Что-то там Тура» и уютно балуется кофеем в приграничном кафе.

К счастью, в этот раз паспортов было столько же, сколько туристов. Значит, если никто не родит, не получит инфаркт и не затопит автобус пивом, можно будет в очереди на границе урвать еще часик-другой драгоценного сна.

Зато сколько нового я узнаю, бегая по проходу с кучей паспортов в руках, невольно вслушиваясь в разговоры туристов.

Я не знаю, кто из питерцев и москвичей еще не был в Финляндии. Туристы-новички — это очень редкий деликатес для гида, страдающего от невозможности сказать группе хоть что-то новое. Группа в полном составе «была в финке тысячи раз», все видела и абсолютно все знает, чем щедро и беспрестанно со всеми делится.

Если бы кто-нибудь запатентовал эликсир немоты, я приобретала бы его оптом и перед поездкой поила бы им всех бывалых туристов. Они являются ночным кошмаром всех гидов, сея смуту и неорганизованность, всю дорогу вызывая подозрения в гидовой некомпетентности.

Не говоря о легендах и сказаниях собственного производства, сколько старых справочников, замусоленных газетных обрывков с бредовыми статьями и неправдоподобными рекламными бумажками было сунуто мне в нос, с целью убедить меня, что это здание не банк, а университет, что найденный ими ресторан дешевле и лучше того, где им заказали обед, невзирая на то, что он три года назад закрыл свои гостеприимные двери и стал магазином нижнего белья.

А как достается от них Вовке и Димке.

– Тут налево, — со знанием дела руководит водителем турист, не поленившийся ради благого дела поднять свой зад с кресла и притащиться к водителю.

– Налево? — искренне удивляется тот и автоматически лупит по-тормозам. Впрочем тут же опоминается и поворачивает направо.

– Я вам говорил, — искренне обижается турист. — Я уверен, здесь быстрее.

– Сядьте на сидение, — злится водитель. — Во время движения автобуса надо сидеть.

– Тут дорога на Турку налево идет, — не сдается Иван Сусанин.

– Блин! — не выдерживает водитель. — Я не поеду из Лаппеенранты в Хельсинки через Турку. А ты, если хочешь, можешь попробовать, — добавляет он.

Водитель посреди трассы останавливает автобус и с удовольствием открывает дверь.

Турист не хочет идти в Хельсинки через Турку.

Он успокаивается на целых два часа, после чего снова оказывается около водителя и начинает рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом, на этот раз потому, что ему не нравится, как водитель едет в аквапарк.

На него лучше сразу поставить жирный крест и не обращать внимания, особенно, учитывая то обстоятельство, что бить людей некрасиво. Даже если они русские туристы. Нас так в турфирме учили и, под угрозой остаться без заработка, в это приходится верить.

Но особенно интересно послушать рассказы тех, у кого друзья живут в Финляндии.

– В финке не то, что у нас, — авторитетно вещает небритый, жуликоватого вида дядька. — Там на социалке жить — благодать. Тебе и квартиру дадут, и пособие, и телек купят, и всю бытовушку. Будешь сидеть, ни фига не делать, а только за границу ездить, мир глядеть.

– У финнов зарплаты у всех — не меньше ста тысяч марок в месяц, — убежденно врет господин в очках.

– У всех финнов есть яхты, — сообщает соседу толстушка в футболке с призывом не есть каку. — Это у них увлечение национальное.

– У меня тут друг на финке женился. Она голая дома ходит и его заставляет. При гостях тоже. Обычай такой, дети природы, — то ли сокрушается, то ли радуется за друга бугай с армейским выбритым затылком.

– Они такие чистюли …. сексом и то только в сауне занимаются, иначе им кажется, что они недостаточно чистые другого человека трогать.

– А у меня вообще, друг-хохол написал в паспорте в графе национальность «фин» с одной «н» и его на постоянку взяли — сверкая правдивыми глазами заявляет стильный юноша.

– А у меня, а у меня …… — раздается со всех сторон массивная бредоатака.

Бррррр….

Не знаю, откуда у русского человека эта страсть к вранью и придумыванию Господь знает чего для удивления публики.

У Тэффи описывается верх этой страсти в истории о маленькой девочке, которая рассказывала о покалеченой собачке. У собачки « не было ни одной ножки и она бежала по улице». Глаза девочки были полны слез от сострадания к искалеченному навранному ей животному. На вопрос, как же собачка бежала без ножек добрый ребенок ответил: « На палочках». И глаза ее еще больше увлажнились. Это была настоящая русская девочка.

А теперь представьте себе тридцать пять таких девочек в одном автобусе. Так и живем.

К счастью, вскоре их речевые аппараты занялись другой деятельностью, несомненно, более полезной как для них самих, так и их окружения.

Как только все расселись, волнения улеглись и мы наконец отчалили в сторону вожделенных «Призм» и «Ситимаркетов», туристы с полной самоотдачей занялись тем, чем всегда в дороге занимается русский человек — ест и пьет. В автобусе воцарилась благоговейная тишина, нарушаемая лишь самозабвенным чавканьем и вопросами: «Тебе ножку?», «Дать еще огурчик?» или «Ты че, мать, только семь бутербродов сделала?».

Челюсти молотили, а сытый турист, это не лучше, чем мертвый турист, но тоже ничего. И об опоздании вроде не ноют.

Это хорошо.

Я наслаждалась тишиной. Особенно бесценной она была, потому что это было ненадолго. Это было затишье перед бурей.

Не успели мы выехать за черту города, как вопросы изменились.

«Еще по одной?»

«Блин, и ты в ВДВ служил?»

«Ты че, мать, всего две банки пива взяла????????»

В автобусе начинал подниматься оживленный шумок. Так начинает барабанить по крышам мелкий дождик, но в воздухе уже ясно висит ожидание грозы. И она нарастала.

Через четверть часа все разом говорили, смеялись, на «камчатке» уже затягивали «Шумел камыш».

Чего-то они быстро в этот раз.

Несмотря на лето, окна автобуса явно начинали запотевать.

Вдруг до меня донесся отчетливый запах сигаретного дыма.

Это нехорошо.

Я встала с сидения и, держась за кресла в вихляющемся, как зад фотомодели, автобусе, пошла на запах, принюхиваясь, как ищейка.

В середине салона сидела тетка лет сорока, тощая, замученная, в финском спортивном костюме с распродажи и курила. Распьяным-пьяна, как только успела. Это наш челнок. Они доежают до Финляндии, закупаются товарами, вроде одеял и гладильных досок и волокут их обратно. Я их понимаю, надо зарабатывать. Но с публикой этой нет никакого сладу. «Я бывалый, что хочу, то и делаю».

Я слышала тысячи баек о том, как страдали от челноков экипажи, вплоть до выталкивания гида из автобуса посреди финского леса.

К счастью, в нашем составе такие номера не проходили. Если честно, то благодаря не моему тоненькому голоску, а басу Вовки.

– Сейчас же убери сигарету, — строго сказала я. Слово «Вы» не из ее лексикона.

– Пошла, ты, @@@@@, на @@@, — с трудом разлепив слипающиеся веки, заплетающимся языком выдала дама, одновременно обозначив мою профессию, как древнейшую и указав куда мне надо идти, упомянув одну из частей тела моих потенциальных клиентов.

– В автобусе не курят, — настаивала я.

– Я за свои пятьдесят баксов буду делать то, что я хочу.

Я подошла к Вовке, который отдыхал за водительским креслом, и в точности передала ему эту фразу.

Вовка попросил Димку остановить автобус. И открыть среднюю дверь. Надо заметить, что в нашем автобусе не работал ни туалет, ни вентиляция, но средняя дверь всегда была в безупречном состоянии, потому что ей часто пользовались, как формой усмирения непокорных. Что-то вроде гильотины.

Затем он направился к нарушительнице дисциплины и остановился, нависнув над ней.

Та нахально выпустила ему в лицо струйку дыма.

Вовка молча сгреб ее зашкирку и легко, как соломинку, поволок к средней двери. Там он выпихнул ее под тощий зад коленкой в туманную зябкую ночь.

– Выборг вон там, — махнул рукой Вовка и сделал вид, что разворачивается. — Димка, — закрывай, — крикнул он в утробу «динозавра».

Гильотина не дрогнула, но моральная казнь состоялась и туристке сразу стало заметно лучше. Зябкий воздух вместе с возможностью провести ночь, ковыляя по направлению к Выборгу, отрезвили нахалку. Она выбросила сигарету и громко стала просить взять ее с собой, забыв о своих пятидесяти баксах.

Это хорошо.

Вовка запустил ее назад, решив, что с ней больше недоразумений не будет. По-крайней мере на эту поездку. Забегая вперед, могу сказать, что здесь он оказался прав.

Наш странный автобус, напоминающий больше гомонящий бродячий цирк с экзотическими животными и клоунами, чем тридцать пять среднего достатка граждан, решивших почтить своим посещением серенькую скромницу Деву Финляндию, продолжал путь по направлению к границе.

Окна автобуса не открывались и, чтобы увидеть ночной пейзаж за окном, надо было вытереть кружок в толстом слое пара, затянувшем стекла.

Но заниматься детскими зимними забавами мне было некогда.

Несмотря на шум, я заметила какой-то странный, слишком деликатный и тонкий для царившего вокруг безобразия, звук. Я прислушалась.

На поворотах, в дорожном холодильнике, прикрепленном справа от сидения гида к стенке автобуса, что-то мелодично звенело, напоминая звуки из старинной музыкальной шкатулки. Только я подозревала, что если этот издающий эстетичный звон холодильник откроет финнский таможенник, он увидит там не обычную для резной шкатулки фигурку балерины в розовой пачке, а плотные ряды водочных бутылок.

Это нехорошо.

– Да что же это такое, — взвилась я. — Вы же точно без визы останетесь на границе сидеть! Я автобус водить не умею.

– Да ладно тебе, не первый раз, — отмахнулся от меня, как от назойливой, но маленькой и необидной мухи Вовка.

– В том-то и дело, — настырно продолжала жужжать я.- Это же каждый раз такое, уже год ругаемся!

Вовка с осуждением на меня посмотрел:

– Я с тобой не ругаюсь. Это ты со мной ругаешься.

Ну что с ними будешь делать!

Одна из самых прибыльных контрабанд — водка. Сереньким утром, когда наш автобус припаркуется на «Валу», знаменитом пустыре около гостиницы «Хелка», и туристы разбредутся по центру, к нему начнут подтягиваться страждущие — опустившиеся финны-алкоголики, одетые в грязные, вонючие спортивные костюмы, украшенных впрочем надписями «Адидас» и «Пума». Распухшие, беззубые лица, жирные спутанные комки волос на голове, бессвязный лепет на русском языке и снова эти безнадежные просьбы «попробовать, а то вдруг это не то».

Жалкое зрелище.

А самое главное, оно несказанно портит мой рассказ туристам о Финляндии, чистом и светлом социальном рае, где нуждающемуся всегда протянут руку. Я не знаю, как в такой стране можно так опуститься.

Но мне кажется, я многого о Финляндии не знаю. Ведь социальный рай в газетах, а алкаши — вот они. Не только органами зрения вычисляются, но и обоняния. Пахнут не слабее свежих газет, но только запах не очень свеж.

Автобус сделал поворот, и в холодильнике снова звякнуло. Как посуда в серванте при землетрясении. А ведь землетрясение в виде безработицы этим дуракам обеспечено, если их ценный груз найдут таможенники.

Я знаю, почему они это все спокойно таскают в Финляндию. Я говорю по-фински и, в кругу водителей из обслуживающих нас автопарков, являюсь легендой с титулом Дашка Непроверяемая.

Это странно, но мои автобусы финны всегда направляют только на паспортный контроль, в то время, как в других иногда даже обшивку салона сдирают в поисках наркотиков и незаконных пассажиров. Видимо вьетнамцев, потому что русского человека за обшивку спрятать невозможно. Он будет там вертеться и шумно вздыхать.

Единственный сбой моя аура дала только один раз, на таможне Нуйямаа, которую мы после этого начали объезжать так далеко, как только могли.

Там, в поте лица, трудилась тогда одна финка-таможенница, за способы выполнять свою ответственную работу прозванная гидами и водителями Фюрер. В тот день, когда мы стали ее клиентами, ей, как назло, подбросили зеленых практикантов-таможенников. Фюрер ликовала и лютовала.

Она зашла к нам в автобус и все стало ясно. Вид сорокалетней необъятной тетки, серую форму которой очевидно шили их двух мундиров нормального размера, с всклокоченной черной подушкой волос на голове и грозным взглядом возымел на нас действие усмиряющее.

– — Из автобус выходить, когда я сказаль! — заявила Фюрер. Ее «сказаль» звучало естественно, никому бы не пришло в голову, что она «сказала». Она вышла из автобуса и завопила, как на военном параде:

– Одьин!

С перепугу никто не сообразил, что это было. Она потопталась у автобуса, явно ожидая от нас каких-то действий и снова грозно крикнула:

– Одьин!

Вовка, на всякий случай, осторожно вылез из автобуса. И сразу в первобытном ужасе отскочил от Фюрера, решив по ее выражению лица, что сейчас ему скрутят руки и уведут в подвал, где начнут прикладывать к его причинному месту каленую кочергу.

Однако, Фюрер вряд ли когда либо интересовали его или чьи бы то не было причинные места, и тетка лишь указала ему на здание таможни, куда он радостно затрусил.

– Дьва!

До нас дошло, и мы начали по одному выходить из автобуса.

Пересчитав нас, как телят, в явном недоверии, что предоставленный ей мною список туристов неполон, Фюрер промаршировала в здание таможни.

Этого осмотра я не забуду.

Десяток юнцов в резиновых перчатках, во главе с неутомимой Фюрером, едва не избавили моих туристов от багажа, как такового.

Старушка, у которой чуть не отняли бутылочку валокордина, не придумала ничего лучшего, как завалиться в сердечном приступе.

У маленькой девочки в мишке, на рентгене, нашлась деталь, напомнившая юным чиновникам деталь от бомбы. Мишка был безжалостно выпотрошен, и девочка сидела на полу, трубно ревя, грозя таможенникам извлеченной из любимца соединяющей пружинкой. Меховой контрабандист, выпотрошенный и запиханный шокированной мамой в пакет лежал около нее.

Юнцы вывернули все, но это было только начало.

Оказывается, раскладывать вещи назад по чемоданам их нигде не учили.

Туристы, выходящие из здания таможни, выглядели очень комично и жалко. Они имели вид спасавшихся от муссонов в Южной Америке, успевших выхватить из своей хижины только детей и висевшие на веревке у дома панталоны, прежде чем их жилище исчезло, сметенное ураганом и ливнем. Их чемоданы, сумки и торбы на колесиках были перекошены, как будто они съели что-то несвежее и сейчас их вырвет.

Большая часть туристического скарба была расстегнута и без зазрения совести демонстрировала всем свое содержимое.

За чемоданом, который грустно тащила к автобусу дама очень интеллигентной наружности, игриво тянулся красный кружевной лифчик, сразу ставший центром внимания как наших туристов мужского пола, так и финских таможенников.

На асфальте у таможни валялась толстенная бесхозная пачка презервативов, на которою несколько человек поглядывали с явной тоской, однако подойти и взять ее на глазах у всех никто не решался.

С тех пор мы стали ездить только через гостеприимную Ваалимаа и, во избежание необходимости остаться без водителей и вести автобус самой, я выработала особое заклинание. Когда автобус подъезжал к терминалу таможни, я закрывала глаза и начинала шептать «Толь-ко бы не ба-ба, толь-ко бы не ба-ба» и открывала глаза, только когда автобус останавливался.

Заклинание это меня пока ни разу не подводило.

Финский таможенник, как бы не промыли ему мозги насчет чувства долга перед Родиной, не в силах держать себя в руках и оползает, как весенний сугроб, когда в зябкой ночи ему является из разбитого старого автобуса маленькая, жалкая девчачья фигурка и начинает умильно и запинаясь от волнения перед всемогущим представителем власти, лепетать на полупереваренном финском языке с диким русским акцентом:

– Добрый вечер, у меня тридцать пять человек, в основном семьи с детишками …

Самый дурной дурак и тот поймет, что детки ночью спят. И выволакивать их на таможню на ручках, заспанных, румяных пупсиков, имея в каждой руке по чемодану, нереально. Значит, им придется идти маленькими пухлыми ножками, тереть глазки и капризничать. А на паспортном контроле они и проснуться на руках не успеют. И гид такая жаааалкая, мааааленькая … и … очень симпатичная. Перед ней так и хочется расправить грудь колесом и приструнить какого-нибудь зарвавшегося дракона. Не говоря о спасении пухлых детских ножек.

Мой финский же подводил под этим черту — представители маленькой нации не могут устоять перед иностранцем, способным хотя бы внятно произнести слово « да» на их языке:

– На паспортный контроль! Доброго пути! — таможенник наслаждался ролью очень ответственного лица, совершившего благотворительное действие.

– Спасибо! — с великой благодарностью и горящими от восхищения его благородством глазами отвечала я, думая в основном о грузе, звенящем в водительском холодильнике и о действительно заспаных и румяных пупсиках, которые, упившись, с опухшими и красными мордами храпели у меня в автобусе.

Стыдно, если честно.

И то хорошо.